Анна Андерсон

17 февраля 1920 года в Берлине попыталась покончить с собой, бросившись в канал Ландвер, неизвестная женщина. Ее спас из ледяной воды полицейский, случайно оказавшийся поблизости. Доставленная в участок, несчастная не произнесла ни слова: она смотрела прямо перед собой и, казалось, не слышала задаваемых ей вопросов. На ней были надеты черная юбка, блуза, большой платок, черные чулки и черные высокие ботинки. Бледное лицо было явно славянского типа. Никаких документов при ней не оказалось.

Ничего не добившись от нее и заподозрив в ней сумасшедшую, неизвестную отправили на освидетельствование в Елизаветинскую больницу. Отметив, что больная склонна к проявлениям сильной меланхолии, здешние врачи рекомендовали поместить ее в психиатрическую клинику. В этой самой клинике в Дальдорфе незнакомка провела около полутора лет…

Однажды в палату попал номер газеты «Берлинер иллюстрирте» от 23 октября 1921 года. На ее первой полосе была опубликована фотография трех дочерей Николая II под заголовком: «Одна из царских дочерей жива». Бывшая прачка Мария Колар Пойтерт, рассматривая фотографию, вдруг с удивлением обнаружила поразительное сходство великой княжны Анастасии со своей соседкой по палате – той самой неизвестной, которую полицейский выудил из канала Ландвер!

Пораженная своим открытием, Пойтерт несколько дней молчала, пока, наконец, не сказала неизвестной: «Я знаю, кто ты!» В ответ таинственная особа поднесла палец к губам: «Молчи!»

В январе 1922 года Марию Пойтерт выписали из клиники и, будучи не в силах хранить в себе такую тайну, она начала действовать. В начале марта того же года она встретилась с русским эмигрантом, бывшим ротмистром лейб-гвардии кирасирского Ее величества полка М. Н. Швабе и рассказала ему о своей соседке по палате, добавив, что считает ее одной из дочерей покойного императора.

По ее просьбе Швабе отправился вместе с ней навестить неизвестную, захватив с собой своего приятеля, инженера Айнике. Выйдя из больницы в сильном волнении, Швабе отправился к председателю Союза русских монархистов в Берлине и убедил его произвести экспертизу – послать к больной кого-нибудь, кто раньше близко знал детей императора.

Среди русских эмигрантов, осевших в Берлине, началось волнение. Баронесса Буксгевден, состоявшая при семействе Николая II почти неотлучно с 1913 по 1918 год и расставшаяся с ними только в Екатеринбурге, за полтора месяца до кровавого финала, тоже отправилась в клинику Дальдорф.

Баронесса постаралась оживить воспоминания неизвестной женщины всеми возможными способами. Показала ей одну из иконок с датами правления Романовых, потом перстень, принадлежавший некогда императрице Александре Федоровне, которая подарила его баронессе в присутствии великой княжны Татьяны. Но эти вещи не вызвали в памяти неизвестной ни малейшего отклика. Впоследствии баронесса Буксгевден подчеркивала:

«Хотя верхней частью лица незнакомка отчасти похожа на великую княжну Татьяну, я все-таки уверена, что это не она. Позже я узнала, что она выдает себя за Анастасию, но в ней нет абсолютно никакого внешнего сходства с великой княжной, никаких особенных черт, которые позволили бы всякому, близко знавшему Анастасию, убедиться в истинности ее слов».

Баронесса вышла из палаты в полной уверенности, что разговаривала с самозванкой. Но не такого мнения придерживались другие русские эмигранты – чуда хотелось многим. Барон фон Клейст и его супруга, у которых «сердце обливалось кровью при виде молодой женщины, которая была, быть может, дочерью государя», добились разрешения забрать больную из клиники к себе домой. Так в конце мая 1922 года незнакомка перебралась в дом Клейстов.

Несчастная являла собой самое жалкое зрелище, и русские эмигранты, приходившие к Клейстам повидать «царскую дочь», уходили от них совершенно растерянными. Вдобавок «Анни», как стали называть в доме Клейстов незнакомку, объявила с таинственным видом, что у нее где-то есть сын, которого можно узнать «по белью с императорскими коронами и золотому медальону»…

Одни из эмигрантов, приходивших к Клейстам посмотреть на «чудесно спасшуюся великую княжну», убеждались, что перед ними просто несчастная больная женщина. Другие, зачарованные фантастической историей и жаждавшие чуда, окружили «Анни» поклонением. Вокруг бывшей пациентки сумасшедшего дома формировалась атмосфера исключительности. Эмигранты приносили ей фотографии и книги об императорской фамилии. В такой атмосфере «великая княжна», наконец, дозрела до решительных шагов…

«20 июня 1922 года, – вспоминал барон фон Клейст, – женщина, которую я забрал из сумасшедшего дома, пригласила меня к себе в комнату и в присутствии моей супруги, баронессы Марии Карловны фон Клейст, попросила у меня защиты и помощи в отстаивании своих прав.

Я заверил ее в том, что готов находиться в полном ее распоряжении, но только при условии, что она откровенно ответит на все мои вопросы. Она поспешила уверить меня в этом, и я начал с того, что спросил, кто она на самом деле. Ответ был категорический: великая княжна Анастасия, младшая дочь императора Николая II.

Затем я спросил ее, каким образом ей удалось спастись во время расстрела царской семьи и была ли она вместе со всеми. «Да, я была вместе со всеми в ночь убийства, и когда началась резня, я спряталась за спиной моей сестры Татьяны, которая была убита выстрелом.

Я же потеряла сознание от нескольких ударов. Когда пришла в себя, то обнаружила, что нахожусь в доме какого-то солдата, спасшего меня. Кстати, в Румынию я отправилась с его женой и, когда она умерла, решила пробираться в Германию в одиночку. Я опасалась преследования и потому решила не открываться никому и самой зарабатывать на жизнь.

У меня совершенно не было денег, но были кое-какие драгоценности. Мне удалось их продать, и с этими деньгами я смогла приехать сюда. Все эти испытания настолько глубоко потрясли меня, что иногда я теряю всякую надежду на то, что придут когда-нибудь иные времена. Я знаю русский язык, но не могу говорить на нем: он пробуждает во мне крайне мучительные воспоминания. Русские причинили нам слишком много зла».

Дополнительные сведения позднее дала Клейсту графиня Зинаида Сергеевна Толстая:

«…женщина, называющая себя великой княжной Анастасией, рассказала мне, что ее спас от смерти русский солдат Александр Чайковский. С его семьей Анастасия Николаевна приехала в Бухарест и оставалась там до 1920 года. От Чайковского она родила ребенка, мальчика, которому сейчас должно быть около трех лет… В 1920 году, когда Чайковский был убит в уличной перестрелке, она, не сказав никому ни слова, бежала из Бухареста и добралась до Берлина. Здесь она сняла комнату в небольшом пансионе… Ребенок, по ее словам, остался у Чайковских, и она умоляла помочь ей найти его».

Что же произошло дальше? Видимо, нечто для «Анастасии» малоприятное. Скорее всего, Клейсты окончательно убедились, что перед ними самозванка: спустя два дня после заявления «Анастасии» о намерении «отстаивать свои права» она вновь оказалась на улице.

Через три дня после бегства «Анастасии» из дома Клейстов ее встретил уже упоминавшийся инженер Айнике. Какое-то время она провела у него, затем ее взял на свое попечение доктор Грунберг, инспектор полиции.

Это было уже серьезно: судьбой самозванки заинтересовались власти, причем, как показали дальнейшие события, на самом высоком уровне. Ведь если это действительно царская дочь, то эту карту можно удачно разыграть в интересах побежденной и униженной Версальским миром Германии. Если же это самозванка, то тоже не беда: «натаскать» эту пациентку психбольницы и сделать из нее «настоящую Анастасию» несложно, тем более что эмиграция уже взбудоражена ее появлением.

Первая газетная публикация о таинственной «Анастасии» под названием «Легенды дома Романовых» появилась в газете «Локаль Анцайгер» в декабре 1924 года. К тому времени у Грунберга уже вполне сложилось мнение о своей подопечной: «Анастасия ни в коем случае не авантюристка. Мне представляется, что бедняжка просто сошла с ума и вообразила себя дочерью русского императора».

Судьба «Анастасии» его уже больше не интересовала, и он думал теперь только о том, как бы сбыть ее с рук. С помощью католического священника профессора Берга Грунберг подыскал для «Анастасии» некую госпожу фон Ратлеф, прибалтийскую немку, надеясь, что та станет достойной опекуншей для бедной больной женщины.

Стараниями г-жи фон Ратлеф частыми посетителями «Анастасии» стали посол Дании в Берлине г-н Зале и его супруга. В Дании в ту пору жила вдовствующая русская императрица Мария Федоровна, родная бабушка царских дочерей. Когда слухи о воскресшей «Анастасии» дошли до нее, Мария Федоровна была сильно взволнована: пусть даже один шанс из тысячи, что эта история окажется правдой, но разве можно им пренебречь?

Императрица, ознакомившись с донесениями Зале, немедленно отправила в Берлин старого камердинера Николая II Волкова, много лет служившего царской семье. Он был единственным, кому в 1918 году удалось бежать из Екатеринбурга накануне кровавой драмы. Более авторитетного эксперта отыскать было трудно…

«Анастасия» не узнала Волкова, а на все его вопросы отвечала маловразумительно. Поведение людей, окружающих незнакомку, показалось старому камердинеру довольно подозрительным: они беспрестанно вмешивались в разговор, иногда отвечали за «великую княжну» и объясняли любую ее оплошность в разговоре плохим самочувствием «Анастасии».

Волков подтвердил самым категоричным образом, что неизвестная не имеет никакого отношения к великой княжне Анастасии Николаевне, а если ей и известны какие-то факты из жизни императорской фамилии, то она почерпнула их исключительно из книг. Правда, г-жа Ратлеф постаралась создать собственную версию встреч «Анастасии» с царским камердинером, как, впрочем, и с другими лицами, приезжавшими для опознания «царской дочери»…

После Первой мировой войны в Европе проживали несколько представителей российской императорской фамилии, по большей части обедневших. Лучшим способом установить подлинную личность неизвестной из Берлина, которая называла себя Анастасией Романовой, было дать ей встретиться с кем-либо из потенциальных родственников.

Некоторые из Романовых, рассеянных по разным странам, не оставляли надежды, что «Анастасия» все же действительно является чудесно спасшейся царской дочерью. По просьбе великой княгини Ольги Александровны, сестры Николая II, летом 1925 года в Берлин отправился француз Пьер Жийяр – бывший воспитатель царевича Алексея. Но и он, вместе со своей женой посетивший «Анастасию» в Мариинской больнице в Берлине, где она лечилась, был более чем категоричен:

«В полном молчании мы с необычайным вниманием вглядывались в это лицо в тщетной надежде отыскать хоть какое-то сходство со столь дорогим нам прежде существом… ничего общего с великой княжной… Словом, не считая цвета глаз, мы не увидели ни единой черты, которая заставила бы нас поверить, что перед нами великая княжна Анастасия. Эта женщина была нам абсолютно незнакома».

Г-жа Ратлеф, увидев явное сомнение четы Жийяр, кинулась убеждать их, что перед ними – великая княжна: «Анастасия» приняла жену Жийяра за великую княгиню Ольгу Александровну? Не беда, это оттого, что она только что перенесла операцию. «Дочь русского императора» не говорит по-русски? Видите ли, у нее частичная амнезия – тут помнит, там не помнит… Она не похожа на царских дочерей вообще? Что же вы хотите, мужчина, ее же прикладом ударили – вот она в лице и переменилась!»

Вторая встреча Жийяра с «Анастасией» состоялась в октябре 1925 года. На этот раз к чете Жийяров присоединилась великая княгиня Ольга Александровна. Гости стали показывать «великой княжне» фотографии: покои императорской фамилии в Царском Селе, путешествие императорской семьи по Волге в 1913 году… «Анастасия» не могла узнать ничего. Единственное, что она твердо могла назвать по фотографиям, – это имена членов царской семьи, знакомые ей по немецким газетным публикациям.

По одним сведениям, великая княгиня Ольга, утратив всякий интерес к самозванке, уехала из Берлина. По другим – события развивались несколько иначе: при расставании Анна залилась слезами; великая княгиня расцеловала ее и пообещала писать.

«Мой разум не в силах этого понять, но мое сердце говорит мне, что эта малышка – Анастасия», – якобы сказала Ольга своей подруге. За визитом последовали нежные письма Ольги Александровны, приходившие вплоть до Рождества. Затем последовало долгое молчание, а в январе 1926 года – отречение от какого-либо родства. До самой своей смерти Анна Андерсон ломала голову над этим внезапным отказом…

Миф о «чудесно спасшейся Анастасии» уже перешагнул пороги клиник и начал распространяться по миру. В 1926 году в Берлине при активном участии г-жи Ратлеф вышла брошюрка, подписанная неким доктором Рудневым, в которой, в частности, говорилось о том, что великая княгиня Ольга и Жийяры опознали больную. В ответ Жийяр направил г-же Ратлеф резкий протест.

Она испуганно извинилась – она якобы не знала о публикации и просит не предпринимать никаких решительных действий. Поднявшаяся было волна на какое-то время затихла. К 1928 году двенадцать Романовых и трое из немецких братьев и сестер Александры Федоровны окончательно отвергли фрау Анну Андерсон, как называла себя теперь незнакомка, как самозванку.

Тем не менее у нее по-прежнему оставались сторонники. Татьяна Боткина, дочь семейного врача Романовых, расстрелянного вместе с императорской семьей, никогда не сомневалась, что Анна – дочь последнего российского самодержца, которую она знала еще в детстве. Она видела княжну Анастасию уже в период ее заключения в Тобольске и поверила в историю Анны. Один из сыновей немецкой принцессы Ирен подготовил список вопросов, на которые могла ответить только Анастасия. Ответы Анны Андерсон его убедили…

Вплоть до послевоенного времени «Анастасия» странствовала по различным клиникам. Нашлись весьма и весьма влиятельные силы, которые всячески поддерживали самозванку. В 1938 году Анна потребовала юридического признания того, что она – дочь русского императора.

Издания, доказывающие ее правоту, продолжали выходить одно за другим. Несмотря на опубликованную книгу «Я – Анастасия», Анне Андерсон так никогда и не удалось убедительно объяснить свое спасение. Ее рассказ о том, как она выжила и была спасена большевистским охранником, ставшим впоследствии ее любовником, походила скорее на романтическую повесть, чем на достоверную историю.

Об истории Анны Андерсон написали и поставили пьесу, потом сняли фильм. Время от времени в газетах вновь поднималась шумиха о «дочери русского императора». К тому времени «Анастасия» уже перебралась в Америку.

Загадочная женщина, выдающая себя за дочь Николая II, вышла замуж за бывшего профессора Виргинского университета Джона Мэнахэна в 1968 году, причем муж был младше ее на девятнадцать лет. Остаток жизни они прожили в университетском городке округа Шарлотсвилл в Виргинии.

У Анны была странная предрасположенность к жизни в запустении и грязи. В начале 1978 года власти городка неоднократно вызывали чету Мэнахэнов в суд, требуя убрать дом и двор. «Мы не пользовались пылесосом шесть лет, – заявил Джон, – а сейчас уже слишком поздно…» Судя по всему, супруги оказались столь поглощены борьбой за права «Анастасии», что остальное не имело для них существенного значения.

В 1961 году суд в Гамбурге вынес вердикт о том, что Анна Андерсон не является великой княжной Анастасией Николаевной. Но госпожа Андерсон не унималась. По ее требованию были назначены новые разбирательства.

В конце 1970-х годов полицейская экспертиза во Франкфурте-на-Майне вроде бы нашла сходство между формой ушей Анны Андерсон и настоящей Анастасии. В уголовном законодательстве ФРГ это считалось достаточным для окончательного установления личности человека. Однако к тому времени претендентка была практически невменяемой и дело не получило дальнейшего хода.

Дело «Анастасии Романовой», самое длинное в истории современной юриспруденции, тянулось с 1938 по 1977 год. Ученые считают, что присвоившую это имя на самом деле звали Францишкой Шанцковской, и была она немкой польского происхождения. Эта загадочная женщина, жестоко пострадав в 1916 году во время взрыва на заводе боеприпасов под Берлином, несколько лет провела в психиатрической клинике, пока не исчезла куда-то в 1920-м. В феврале того же года появилась Анна Андерсон, доказывавшая, что царевна Анастасия не погибла…

В 1977-м известный западногерманский судмедэксперт, доктор Мориц Фуртмэйер, поработав с фотографиями царской дочери и миссис Мэнахэн, подтвердил, что она может быть великой княжной.

Судя по всему, Анна Андерсон, когда-то потерявшая память и, возможно, кем-то искусно направляемая, искренно верила в свою принадлежность к Российскому Императорскому дому. Супруг Анны, постепенно терявшей рассудок, оказался верен ей до конца ее дней. В ноябре 1983 года «Анастасию» поместили в психиатрическую клинику, однако доктору Мэнахэну удалось вызволить ее оттуда.

Три дня полиция тринадцати штатов Америки была поставлена на ноги. Беглецов все-таки настигли, и Анну поселили в маленьком приюте для престарелых в Шарлотсвилле. Через два месяца здоровье ее заметно ухудшилось и последовал инсульт. В феврале 1984-го она тихо скончалась на руках своего преданного мужа.

По воле покойной урна с ее прахом была доставлена в Касл Сион, наследный замок герцогов Лейхтенбергских в Баварии – близких родственников Романовых, которые поддерживали притязания Анны, – и захоронена в их фамильном склепе.

Последние генетические исследования доказали: никакого отношения к семье Романовых эта женщина не имела. Некоторые считают, что Андерсон шаг за шагом подбиралась к легендарным миллионам Романовых, сокрытым в зарубежных банках…