Ермолова Мария Николаевна

В 1884 году на сцене Малого театра в пьесе Шиллера «Орлеанская дева» роль Жанны д’Арк сыграла актриса, которую после представления вызывали шестьдесят четыре раза. Этот спектакль стал настоящим триумфом Марии Николаевны Ермоловой. А сценическое ее рождение произошло задолго до памятного вечера.

Вот как рассказывает об этом в своей книге известный актер Михаил Царев: «Она выбежала на сцену и произнесла всего одну фразу – и зал замер, и каждый человек в нем почувствовал: сейчас, в эту самую минуту свершается небывалое. Это произошло 30 ноября 1870 года, когда внезапно заболевшую Федотову заменила в спектакле «Эмилия Галотти» никому не известная ученица Филармонического училища. В этот день на русской сцене произошло рождение новой трагической артистки».

В то время дебютантке не исполнилось еще и семнадцати. Неподдельное волнение помогло ей естественно передать состояние героини. Зрителей поразил и низкий, грудной голос юной актрисы. Этот успех решил ее судьбу: она была принята в труппу Малого театра.

Дед Марии Ермоловой, крепостной музыкант, играл на скрипке в помещичьем оркестре. Всех своих детей – четырех сыновей и двух дочерей – он отдал сцене. Эта актерская семья ютилась в тесном подвале на окраине Москвы. Отец Машеньки, Николай Алексеевич Ермолов, после окончания театрального училища почему-то был определен в суфлеры.

В этой должности он и прослужил всю жизнь, частенько заменяя заболевшего или запившего актера, – благо, что знал наизусть любые роли. Иногда замечали, что суфлер Ермолов вовсе и не смотрит в тетрадку с репликами, да и лежит она вверх ногами… Он, кстати, являлся автором нескольких водевилей, шедших в Малом театре. Скончался Николай Алексеевич в 1886 году от чахотки.

У его дочери Маши никогда не было букваря: она научилась читать по… театральной пьесе. Поскольку с малых лет никто не обнаружил в Машеньке Ермоловой и доли актерского таланта, ее против желания определили в балетное училище. Здесь девочка проучилась девять лет, не находя в себе ни малейшего призвания к танцу. Эти годы Мария Ермолова в дальнейшем называла самыми тяжелыми в своей жизни.

«Эмилия Галотти» вовсе не была ее актерским дебютом: поначалу Мария, понуждаемая к этому отцом, без всякого успеха пыталась играть в водевилях и комедиях. Но ее уделом все-таки явилась трагедия.

«Когда она выбежала из-за кулис на маленькую сцену, – рассказывала замечательная актриса Н. М. Медведева, – и своим низким, грудным голосом, в котором чувствовались слезы волнения, проговорила лишь первые слова: «Слава Богу! Слава Богу!» – мурашки забегали у меня по спине… Многое было очень плохо, – и не совсем понятно, и некрасиво; особенно жесты. Руки совсем не слушались. Но было главное – талант, сила».

Удивив зрителей редкой искренностью и темпераментом в трагедийной роли, Ермолова несколько лет оставалась в тени. Талант ее заметила молодежь с галерки, когда двадцатилетняя актриса исполнила роль Катерины в «Грозе» – роль, в которой она будет неподражаема еще много лет.

Через три года для ее бенефиса перевели пьесу Лопе де Вега «Овечий источник» и, играя юную Лауренсию, зовущую народ к восстанию, Ермолова, по словам современников, словно электрической цепью соединила свое сердце с сердцами тысяч зрителей. Увидев ее на сцене, режиссер новой волны К. Станиславский с восхищением заметил, что искусство Ермоловой заключается в «совершенной простоте». Он считал Марию Николаевну идеалом театральной актрисы.

С первых же дней в театре, как это и бывает обычно с удачливыми дебютантами, молодую Ермолову окружили сплетни и зависть. Она же с трудом находила в себе силы сопротивляться интригам и очень переживала из-за того, что ей приходилось играть второстепенные роли, подыгрывая ненавидевшей ее Федотовой.

За пятьдесят лет Мария Ермолова создала более трехсот сценических образов. Выступая в пьесах Островского, Шиллера, Шекспира, Гюго, актриса показывала героинь благородных, мужественных и честных. Играя Офелию в «Гамлете» Шекспира или королеву Анну в «Стакане воды» Скриба, она завораживала нежным звучанием тайных струн женского сердца. В 80-90-е годы XIX века актриса создала галерею образов своих современниц, которых стали называть «ермоловскими женщинами».

Считалось, что ради сцены Мария Николаевна отказалась от семейной жизни, хотя до конца дней глубокое и постоянное чувство связывало ее с одним из ученых. Все это верно, только произошло это не в начале ее сценической карьеры. Ермолова вышла замуж рано и очень удачно за богатого аристократа Николая Шубинского, не мешавшего ей работать в театре; родила дочь Маргариту. Со временем супруги охладели друг к другу и расстались, сохранив дружеские отношения.

Именно Ермоловой студент второго курса Московского университета Антон Чехов принес на суд свою первую, еще ученическую пьесу: «…лично отнес на прочтение М. Н. Ермоловой и очень хотел, чтобы она поставила ее в свой бенефис».

О ее художественном вкусе можно написать отдельную книгу. Она всегда умела выбрать себе костюм, искусно подобрать его цветовую гамму. Появляясь в театре за два часа до спектакля, неторопливо гримировалась и долго настраивалась на «нужную тональность».

В день 50-летия творческой деятельности Марии Николаевны Станиславский писал: «Любовные порывы девушек, страсти женщин, страдания матерей передаются вами с ермоловской глубиной. Каждая ваша роль – открытие новых сокровищ женской души».

После революции Ермолова, несмотря на преклонный возраст, много и охотно выступала на рабочих окраинах Москвы. В 1920 году советское правительство присвоило ей – первой в истории театра – звание народной артистки Республики. Мария Николаевна призналась: «Я глубоко горжусь честью, которая мне оказана этим подношением…» За много лет до этого, в 1896-м, похожую фразу она произнесла на приеме у Николая II, когда благодарила молодого государя за врученную ей медаль. Что ж, государственные устройства и правители неизбежно сменяют друг друга, театр – остается…

Мария Николаевна подолгу и часто болела, и врачи запретили ей исполнение сильных драматических ролей. Почитательница ее таланта – Александра Александровна Угрюмова, ставшая большим другом актрисы, всегда сопровождала ее в заграничных поездках, предписанных докторами, а в последнее десятилетие жизни Ермоловой поселилась вместе с ней.

Секретарь и сиделка в одном лице, она читала Марии Николаевне книги, и заметив, что слушательница чересчур переживает в самых волнительных моментах, стала «исправлять» авторов: во время чтения воскресали умершие, соединялись влюбленные, отыскивались пропавшие без вести и прозревали слепые. Не замечая подлога, наивная Мария Николаевна вытирала счастливые слезы…

Она скончалась в начале марта 1928 года от той же болезни, что и ее отец: обнаружился процесс в легком. Ушла без страданий: просто впала в тихое забытье и, не приходя в сознание, умерла во сне.